Крячко дал себе слово помалкивать, но не выдержал и продолжил мысль друга:

– Проще объявить по телевизору: мол, трепещите, сволочи, мы вышли на тропу войны. И немедля, пока цена на гробы не улетела в космос, оплатить необходимый инвентарь.

– Станислав, я что-то не замечал за тобой склонности к черному юмору. – Орлов вытянул губы дудочкой и взглянул на кончик своего носа.

Юдин переводил взгляд с одного оперативника на другого, не мог понять, когда они шутят, когда говорят серьезно.

– Прошу, господа, говорите проще. Главное, объясните, а мне-то что делать? Ведь если наши предположения материализуются в факты и будут доказаны, фирму закроют, меня посадят. Мне никогда не доказать: мол, не знал, не ведал, не участвовал. И ради бога, не говорите мне о презумпции невиновности.

Гуров чуть было не сказал вслух: не волнуйся, шеф, в случае пожара тебя убьют раньше, чем арестуют, – но лишь привычно пожал плечами и раздумчиво произнес:

– Чего-то мы поникли, мужики. Бог не выдаст – свинья не съест. Главным по делу я назначаю себя. Возражений нет? Слушайте. Ты, Петр Николаевич, фигура для них неизвестная, поэтому вне опасности. Попытайся через свои старые связи в КГБ, МБ, или как они нынче называются, выяснить… – Гуров сделал паузу, взглянул на Орлова вопросительно, так как впервые давал задание своему начальнику.

– Давай, Лева, не стесняйся. – Орлов кивнул шишковатой головой.

– Думаю, полковник – лет сорока с небольшим, интеллигент; полагаю, хорошо одевается, субтильного телосложения, служил в первом или втором главке, может, и там, и там, хороший агентурист, возможно, зовут – Юрий Петрович, уволен года два назад.

Орлов кивнул и спросил:

– Имеешь хоть один факт или придумал полностью, от начала и до конца?

– От начала и до конца, – почему-то радостно сообщил Крячко.

– Голос, манера говорить, культура речи, понимание и оценка оперативной обстановки… – Гуров задумался. – Полагаю, я угадал процентов на семьдесят. Жизнь покажет. А ты, Станислав, завистливый мальчик, слушай задание.

Крячко собрался ответить, перехватил недобрый взгляд Орлова, лишь молча кивнул.

– Я полагаю, что они, как все мы, тебя здорово недооценивают, – начал Гуров. – Пока ты не схватишься за горячее, ты в безопасности. Твоя жизнь зависит от твоей сообразилки и чутья. Не проворонь это горячее. Может случиться, сыщик, ухватишься за фактик, который очень даже интересен, со свойственным тебе верхоглядством и самомнением помнешь его да и отбросишь. Они тебя не знают, решат, что помощник у знаменитого Гурова шибко умный и опасный, а ты и ящик вперед не успел оплатить.

– Ну, ладно, ладно, – смущенно пробормотал Крячко. – Слово не скажи, начинаешь на хлеб намазывать.

– Станислав, необходимо выяснить, каким образом они прослушивают мой кабинет и кабинет Бориса, – Гуров взглянул на Юдина. – Сделать надо это во время рабочего дня. Уверен, электроника не стационарная, а переносная. Я бы на твоем месте обратил внимание на нашего коммерческого директора, Илью Вагина, кабинет которого имеет смежные стены с нашими кабинетами. Ты умный и отлично понимаешь: плевать на сам «жучок» и на факт его наличия, нужен человек, который его устанавливает и снимает.

– Кабинет Ильи и больше нигде не искать? – Крячко смотрел подчеркнуто равнодушно.

Гуров ответил таким же взглядом и кивнул:

– Нигде не искать.

Крячко понял, что Гуров говорит неправду, и понимающе прикрыл глаза. Гуров повернулся к хозяину:

– Ну, Борис, наливай, выпьем за твое здоровье.

Когда вышли, Орлов усмехнулся и сказал:

– А ты, Лева, напрасно отпихиваешься от повышения, из тебя получился совсем неплохой руководитель.

– Когда ты был моим начальником, я к тебе никогда не подлизывался.

Пока генерал чесал макушку и бормотал что-то о людской неблагодарности, Гуров принялся за Юдина:

– Ты обратил внимание, мы друг на друга не обижаемся. Если я тебе скажу злое, то не желая обидеть, а пытаясь помочь на будущее.

– Член Политбюро, – хмыкнул Крячко, зажал рот ладонью и втянул голову в плечи.

– А наш грубый юмор – лишь защитная оболочка. – Гуров улыбнулся, оглядел Юдина, как бы решая, с какого бока за него приняться. – Я всегда, оправдывая собственную лопоухость, говорил, что доверчивость – свидетельство не глупости, а чистоты души. У тебя, Борис, такая душа – без билета в рай пропустят. И если бы я не знал тебя несколько раньше и лучше, решил бы, что ты обыкновенный русский дурак. Короче, когда я к тебе пришел и спросил, как ты улаживаешь свои взаимоотношения с рэкетирами, а ты мне ответил, мол, таких не знаешь, я решил: либо ты нагло лжешь, либо тебя некто прикрывает. И этот Некто – ну с очень большой буквы. Ну, скажи, Борис, все предприниматели имеют головную боль, каждый борется с ней по-своему. У Юдина – самая дерьмовая охрана, какую только можно придумать, а Борис Андреевич даже легкой мигрени не ведает. Теперь скажи: так бывает? – Гуров махнул на него рукой. – Я мог бы предположить, что ты сам крутой авторитет – учитывая твое прошлое, вполне возможно. Но тогда тебе совершенно не нужен сыщик Гуров. Он для тебя даже опасен. Значит? Верно. Ты для кого-то крыша и сам не ведаешь об этом. Как писал классик: «Забудем прошлое, уставим общий лад». Установлено, что через тебя из Вьетнама в Европу, думаю, что потом и в Канаду, идет наркотик. Этакий небольшой трубопровод. Нам его рукой не пощупать, так как прокладывали его не дураки. Ты мне сейчас ничего не отвечай, останешься один, подумай, вспомни до мельчайших деталей: кто из твоих ребят когда-либо нападал или защищал торговлю с Вьетнамом. Я знаю, ты с этого начинал, но сегодня ширпотреб тебе не нужен, а «Стоик» продолжает получать товар. Странно. Понимаю, у тебя руки не доходят, но у кого-то очень даже доходят. И этот человек – не Григорий Байков.

– Ты хочешь сказать…

– Только то, чтобы ты подумал, – прервал своего шефа Гуров. – В Европу ты поставляешь не джинсы и кофточки… Не только плетеную мебель.

– Надо думать.

– Что именно и в какие страны ты экспортируешь, поговорим позже, а пока приостанови поставки. Наркотик упакован так, что его не найти ни нам, ни опытной таможне. Уж не говоря о том, что я хочу, чтобы он прибыл по месту назначения.

– Приостанови поставки… – хмыкнул Юдин.

– Я знаю, что это большие деньги, Борис. Вычтешь из моей зарплаты.

Несмотря на трагизм происходящего, Юдин расхохотался.

– Наш человек, – констатировал Крячко. – Его волокут на эшафот, а парень от смеха ноги не передвигает. Наш человек.

– Приостанови все поставки, – упрямо повторил Гуров. – Я хочу понять, торопятся они или нет. Видимо, торопятся, иначе не делали бы глупости. Они начнут еще больше торопиться, а мы станем выжидать.

– Ну, я могу найти предлог, предупредить партнеров, – сказал Юдин.

– Тебя, Борис, никто не тронет, ты – крыша. Так что хлопнуть из нас четверых могут только меня. Господин генерал, я верно рассуждаю?

Орлов не ответил, даже не взглянул на Гурова, лишь вздохнул и покачал головой.

– А я Льва Ивановича Гурова безмерно люблю. – Гуров улыбался, но смотрел холодно. – Мне нужно несколько квартир, не связанных с тобой напрямую, где бы я мог по разу переночевать. Мне нужна машина с водителем и радиотелефоном. Водителей обеспечишь ты, Станислав. И чтобы ни машина, ни водители в офисе не появлялись.

– Когда? – спросил Крячко.

– Завтра, после полудня, – ответил Гуров. – Пусть дежурят круглосуточно в районе площади Пушкина, чтобы я знал, через сколько времени они могут прибыть по моему вызову.

По просьбе своего шефа Гуров переехал в новую квартиру, расположенную на Суворовском бульваре. Квартира была реконструирована из коммуналки. Кухня, в которой некогда толпились три семьи, для одного холостяка оказалась огромной. Гуров все не мог привыкнуть и к размерам, и к современной обстановке. Нельзя сказать, что сыщику не нравилось жить благоустроенно, богато, но, как любой консерватор, он не любил ничего нового, блестящего, необжитого. Старый добротный дом, стальная дверь, три комнаты, которые ему были совершенно не нужны, были обставлены со вкусом, но чувствовал себя Гуров в квартире не хозяином, а постояльцем.